Да, ты знаешь, как никто,
Мою любовь ко всем и то,
Что я из тех, кто никогда
Не отступает, да…

Но где-то глубоко во мне –
На потаенном дне,
Растёт неведомая тьма –
И я схожу с ума,





Раньше, , в те дивные времена, когда нос ещё не дорос, а розовые очки только-только начали трескаться, я не верила в такое явление, как депрессия.
Это потому, что папа учил меня плавать так: он взял меня, взял глубокое-преглубокое озеро по имени Тургояк, раскачал и ловко совместил моё бренное четырехлетнее тельце с водой.
Урок плаванья был своеобразным. На оценку. Выживешь - пять, не выживешь - два.
Меня, конечно, подхватили, похвалили, плавать я научилась секунд за пять, но жизненный урок запомнился навсегда.
Потом, когда я была в два раза старше (а это целых восемь лет), родители отправили меня одну в Чехию. Условно одну, конечно, со мной была группа старших ребят, которой на меня было плевать. Я там бродила по городу, ложилась на алтарь для жертвоприношений, каталась на лошадях и читала "Ветер в Ивах". Тогда у меня в первый раз застряла кость в горле, но я, сквозь боль и слёзы, мужественно доложила родственникам по международному, что я, мол, жива и всё хорошо.
После развода родителей, в мои двенадцать лет, папа уехал на две недели в Китай оставив меня наедине с огромной квартирой и скромным умением варить гречку в пакетиках.
Я тогда справилась, разбив всего лишь одну стеклянную дверь и прогуляв школу всего один раз.
А в шестнадцать, после третьего побега из дома, со мной произошло тоже, что и во время первого урока плаванья, только ставки были выше и вместо чистейшего Тургояка была жизнь.
Мама тогда, после развода, не особо умела работать, как и в магазине, так и в общем, многие заботы я взяла на себя, в том числе и о младшем брате. Нет-нет, она была хорошей мамой, просто очень потерянной, очень такой, мамой-без-опоры.
Я, решая проблемы со счетами и не представляя, что делать с неуспеваймостью младшего и своей, плакала и понимала, что мечты об идеальной муми-семье и большом папе-моряке канули где-то там, ещё в Тургояке. Я прижимала к себе "Мы все из Булерблю" и вздыхала о несбыточном. Идеальный образ так и не сложился, и это во многом моя вина.
Я бесконечно благодарна своим родителям за то, что они для меня сделали. За то, что я научилась всё делать самостоятельно. За то, что повидала мир.
Не знаю, вправе ли я просить большего, но мне хотелось. Я тогда осталась одна в огромном городе, пожирающем людей.
Я никогда его не любила.
Когда тогда мне сказали, что может существовать какая-то "депрессия" и это называется "людям официально очень грустно" я фыркала и кричала "да как так! их просто в озеро не бросали и один не оставляли и ещё... и ещё... и ещё!"
Спустя много лет (бож, как давно это было) я поняла, и осознала. Когда я скинула с себя всю отсветсвенность за многих и взяла только за одного, когда поняла что не справлялась и тогда, не справлюсь и сейчас - вот тогда она настигла. Я думаю. Я считаю.
Мне не нравится это слово "депрессия", потому что при нем всякие начинают фыркать и говорить "да ты же просто"
Нет, тут не просто. Это как сорняк - ты вырываешь, а он растет и растет. И не знаешь что делать.
Мне пришлось перекопать всю грядку.
Я не люблю темноту. Я не люблю тёмно-сизую грусть. Я не люблю смерть.
Я не знаю как помочь тем, кто туда попал. Много лет пытаюсь, но не могу.
Но я буду пытаться.