Who's gonna care?
Вчера приезжал дедушка. Я не видела его (сколько?) года четыре. С тех пор, как ездила на бабушкины похороны, кажется.
Каждое лето я обещала к нему приехать, а всё никак и никак (и дом мой давно уж сгорел), а дедушка приехал сам. Он не изменился, сказал грустно "Мне в следующем мае воооосемьдесят лет!", а мне кажется, что он всегда был таким,тёплым, с серебряными волосами, мягкой кожей, небритым подбородком и серыми, добрыми глазами.
Мы пили чай, он всё нахвалилвал, как здорово я заварила мятный. Гриндфилд, пакетированный, с двумя кубиками сахара. У мамы других чаёв и не водится, не ценитель она.
А дедушка говорил:
- Ну как там у тебя дела? У меня вот грустно, о Достоевском говорить не о ком...
И я хватаюсь за эту соломенку и говорю с ним добрый час об "Идиоте", потому что про жизнь - ну что тут расскажешь? Он хороший, очень хороший, но я не очень люблю про жизнь с ним. А про литературу люблю. И про деревню люблю и про религию и про всё-всё на свете, но не о делах насущных.
- Приедешь к нам в деревню жить, - говорит дедушка, допивая третью кружку мятного чая, - и всё по Пастернаку. Раздолье!
- Хорошо, - отвечаю я ему.
Мой чай - ромашковый. С мёдом.
- Только ты мне дом построй. Ты же любишь, я знаю. С Зелёной крышей.
- Построю, - говорит дедушка.
Цель у него такая в жизни - дома строить. Всю жизнь строил, то один, о другой.
Вот и я буду спокойна, зная, что дело у него есть, что есть цель и стремление.
А мне надо бы уже перестать обещать и начать делать.
Каждое лето я обещала к нему приехать, а всё никак и никак (и дом мой давно уж сгорел), а дедушка приехал сам. Он не изменился, сказал грустно "Мне в следующем мае воооосемьдесят лет!", а мне кажется, что он всегда был таким,тёплым, с серебряными волосами, мягкой кожей, небритым подбородком и серыми, добрыми глазами.
Мы пили чай, он всё нахвалилвал, как здорово я заварила мятный. Гриндфилд, пакетированный, с двумя кубиками сахара. У мамы других чаёв и не водится, не ценитель она.
А дедушка говорил:
- Ну как там у тебя дела? У меня вот грустно, о Достоевском говорить не о ком...
И я хватаюсь за эту соломенку и говорю с ним добрый час об "Идиоте", потому что про жизнь - ну что тут расскажешь? Он хороший, очень хороший, но я не очень люблю про жизнь с ним. А про литературу люблю. И про деревню люблю и про религию и про всё-всё на свете, но не о делах насущных.
- Приедешь к нам в деревню жить, - говорит дедушка, допивая третью кружку мятного чая, - и всё по Пастернаку. Раздолье!
- Хорошо, - отвечаю я ему.
Мой чай - ромашковый. С мёдом.
- Только ты мне дом построй. Ты же любишь, я знаю. С Зелёной крышей.
- Построю, - говорит дедушка.
Цель у него такая в жизни - дома строить. Всю жизнь строил, то один, о другой.
Вот и я буду спокойна, зная, что дело у него есть, что есть цель и стремление.
А мне надо бы уже перестать обещать и начать делать.